Худяшова Эрна Прочитано полностью В повести С. Каледина «Смиренное кладбище» пьянь, жулье, полууголовщина собрались на кладбище, найдя свое призвание в работе могильщиков. От элегического, располагающего к философскому раздумью восприятия пушкинского «смиренного кладбища, где нынче крест и тень ветвей», и воспоминания не осталось. Как и во всем мире, здесь, за оградой, бурлит жизнь. Здесь сконцентрировалось то, что в заоградной действительности рассредоточено, разбросано, а потому не так бросается в глаза. Та же алчность, подлость, те же сделки и надувательства, те же страсти. С. Каледин без церемоний раскрывает «тайны» кладбищенского бытия. Профессионально, не спеша показывает он процесс рытья ямы, продажу бесхозных могил для перезахоронений, установку памятников и цветников, рассказывает, как лучше положить покойника, чтобы не гнил. И в ходе этого повествования вырисовываются жуткие, наполненные грязью, скандалами, тюрьмами судьбы вроде и не отверженных, но выпавших из привычной нам жизни людей. Странное сочетание брезгливости, недоумения — да как же дошли до жизни такой? — и щемящей боли, стыда вызывают герои повести. Но сами они вовсе не чувствуют своей богооставленности. Кладбищенский кодекс морали ничем не отличается от заоградного, а в труде похоронщиков герои видят даже какую-то поэзию. Кладбище — это часть мира, реальности, которая в особом, более резком преломлении отражает свойства целого. С. Каледин показывает все изнутри, с точки зрения людей, для которых кладбищенская реальность — «привычное дело».
Прочитано полностью В повести С. Каледина “Смиренное кладбище” (1987) нарисованы сцены из жизни “бывших” людей, спившихся, потерявших человеческий облик, сменивших имена на клички. Их кладбищенский быт вызывает сострадание и отвращение. В последней главе “Евгения Онегина” Татьяна прощается со своим героем:
…Сейчас отдать я рада Всю эту ветошь маскарада, Весь этот блеск, и шум, и чад За полку книг, за дикий сад, За наше бедное жилище, За те места, где в первый раз, Онегин, видела я вас, Да за смиренное кладбище, Где нынче крест и тень ветвей Над бедной нянею моей… Медитативно-элегическое настроение героини А. Пушкина, всплывающее в памяти читателя, резко контрастирует с контекстом, в котором С. Каледин использует центон “смиренное кладбище”. В результате его кладбище также выступает знаком, символом, но уже совершенно другой эпохи, циничной и жестокой. В произведениях социалистического реализма любовные сцены изображались, как правило, очень скупо либо совсем не показывались. Лишь иногда можно было следить за романом главного инженера с замужней женщиной-технологом. Критика даже изобрела специальный термин – “оживляж”, которым оценивались ситуации, подобные вышеупомянутой, используемые писателями для очеловечивания своих героев. В произведениях “другой” прозы, напротив, редко обходилось без постельных сцен одна откровеннее другой. Складывалось впечатление, что именно в области секса в первую очередь реализуется свобода, какую обретает человек с избавлением от тоталитаризма. Отсутствие чувства меры сказалось и в том, что на страницы литературных произведений в изобилии высыпалась ненормативная лексика. Причем некоторые авторы, ничтоже сумняшеся, выдавали ее прямым текстом, избегая обычных в подобных случаях многоточий, принятых в цивилизованном мире и освященных многовековыми традициями.
Худяшова Эрна
ОтветитьУдалитьПрочитано полностью
В повести С. Каледина «Смиренное кладбище» пьянь, жулье, полууголовщина собрались на кладбище, найдя свое призвание в работе могильщиков. От элегического, располагающего к философскому раздумью восприятия пушкинского «смиренного кладбища, где нынче крест и тень ветвей», и воспоминания не осталось. Как и во всем мире, здесь, за оградой, бурлит жизнь. Здесь сконцентрировалось то, что в заоградной действительности рассредоточено, разбросано, а потому не так бросается в глаза. Та же алчность, подлость, те же сделки и надувательства, те же страсти.
С. Каледин без церемоний раскрывает «тайны» кладбищенского бытия. Профессионально, не спеша показывает он процесс рытья ямы, продажу бесхозных могил для перезахоронений, установку памятников и цветников, рассказывает, как лучше положить покойника, чтобы не гнил. И в ходе этого повествования вырисовываются жуткие, наполненные грязью, скандалами, тюрьмами судьбы вроде и не отверженных, но выпавших из привычной нам жизни людей. Странное сочетание брезгливости, недоумения — да как же дошли до жизни такой? — и щемящей боли, стыда вызывают герои повести. Но сами они вовсе не чувствуют своей богооставленности. Кладбищенский кодекс морали ничем не отличается от заоградного, а в труде похоронщиков герои видят даже какую-то поэзию. Кладбище — это часть мира, реальности, которая в особом, более резком преломлении отражает свойства целого. С. Каледин показывает все изнутри, с точки зрения людей, для которых кладбищенская реальность — «привычное дело».
Прочитано полностью
ОтветитьУдалитьВ повести С. Каледина “Смиренное кладбище” (1987) нарисованы сцены из жизни “бывших” людей, спившихся, потерявших человеческий облик, сменивших имена на клички. Их кладбищенский быт вызывает сострадание и отвращение. В последней главе “Евгения Онегина” Татьяна прощается со своим героем:
…Сейчас отдать я рада Всю эту ветошь маскарада, Весь этот блеск, и шум, и чад За полку книг, за дикий сад, За наше бедное жилище, За те места, где в первый раз, Онегин, видела я вас, Да за смиренное кладбище, Где нынче крест и тень ветвей Над бедной нянею моей…
Медитативно-элегическое настроение героини А. Пушкина, всплывающее в памяти читателя, резко контрастирует с контекстом, в котором С. Каледин использует центон “смиренное кладбище”. В результате его кладбище также выступает знаком, символом, но уже совершенно другой эпохи, циничной и жестокой. В произведениях социалистического реализма любовные сцены изображались, как правило, очень скупо либо совсем не показывались. Лишь иногда можно было следить за романом главного инженера с замужней женщиной-технологом. Критика даже изобрела специальный термин – “оживляж”, которым оценивались ситуации, подобные вышеупомянутой, используемые писателями для очеловечивания своих героев.
В произведениях “другой” прозы, напротив, редко обходилось без постельных сцен одна откровеннее другой. Складывалось впечатление, что именно в области секса в первую очередь реализуется свобода, какую обретает человек с избавлением от тоталитаризма. Отсутствие чувства меры сказалось и в том, что на страницы литературных произведений в изобилии высыпалась ненормативная лексика. Причем некоторые авторы, ничтоже сумняшеся, выдавали ее прямым текстом, избегая обычных в подобных случаях многоточий, принятых в цивилизованном мире и освященных многовековыми традициями.